Уранофагия
Януш Зайдель

Катапулос, мой добрый знакомый, бродяга по призванию, о необыкновенных
приключениях которого болтает, почитай, вся Галактика, родился на одном из
островков Эгейского моря.
Однажды я улучил-таки момент и в перерыве между его бесчисленными
экспедициями пригласил его пообедать со мной. Катапулос не остался в долгу
и отплатил мне тем, что рассказал некую галактическую историю.
- Занятые своими повседневными проблемами и проблемками, мы обычно не
думаем о том, что независимо от условий жизни и типа эволюционного
развития разумные существа во всем космосе - даже очень отличающиеся от
нас - сталкиваются с трудностями, аналогичными нашим, как в личной, так и
в общественной жизни, - начал Катапулос, принимаясь за вторую порцию
жаркого.
- То, о чем я хочу рассказать, приключилось со мной на одной из планет
в созвездии Молочной Коровы. Я попал туда случайно, направляясь к темной
туманности в созвездии Селедочного Уха. Уже издалека планета показалась
мне подозрительной; ионизирующее излучение вблизи нее было значительно
сильнее, чем возле других планет. Спектральный анализ сразу же объяснил, в
чем тут дело. Планета была прямо-таки нашпигована богатейшими
месторождениями урана.
Сказать по правде, уран как таковой не очень-то интересовал меня,
однако из прирожденного любопытства я решил опуститься на эту планету.
Вначале она показалась мне необитаемой: дикий, каменистый ландшафт, ни
намека на деятельность живых существ. Но, когда я натянул скафандр и
взглянул в визир, то увидел существо, которое, размахивая поразительно
большим количеством конечностей, быстро приближалось к моему кораблю.
Существо было огромного роста и выглядело устрашающе сильным, однако в
его поведении не чувствовалось враждебности. Я продолжал наблюдать за ним
и немного погодя даже почувствовал, что оно обрадовано. Существо
остановилось в нескольких метрах от корабля и принялось нюхать воздух, а
потом, когда я приоткрыл крышку люка, радостно кинулось ко мне. Оно нежно
обняло меня, прижав к широкой груди, и совершенно недвусмысленно дало
понять, что ликует по случаю моего прибытия.
Не желая слишком долго находиться вне корабля, я включил транслятор и
пригласил аборигена в ракету. Он с трудом протиснулся через грузовой люк.
По пути я показал ему двигательные установки, а потом, по земному обычаю,
пытался хоть чем-нибудь попотчевать его, но он решительно отказался от
угощения. Лишь когда я провел его в ядерную силовую установку, он проявил
к ней заметный интерес. Осторожно подошел к реактору и, прежде чем я успел
вмешаться, вытянул один из урановых стержней и начал с аппетитом его
жевать. На его физиономии появилось такое выражение, будто он попробовал
сладкую соломку или что-нибудь в этом роде.
- Великолепно! - сказал он, продолжая жевать; крошки урана сыпались по
его подбородку. - Сам производишь?
Он с удовольствием рассматривал огрызок уранового стержня, потом
покончил с ним и снова потянулся к реактору, но тут я успел ему объяснить,
для чего мне нужен уран. Он был явно удивлен и дважды обернулся, лакомо
облизываясь.
На мой вопрос он ответил, что жители здешней планеты питаются тяжелыми
элементами, в основном, ураном, которого тут куры не клюют. Радиоактивные
элементы - единственная пища, из которой они могут черпать энергию для
своих организмов. Использованный уран частично служит для контролируемого
высвобождения ядерной энергии, частично же откладывается в тканях тела.
Абориген оказался существом образованным, так что я узнал от него
множество интересных подробностей из жизни обитателей планеты.
- Увы, это результат нашей эволюции, - печально сказал он. - Поскольку
в ее распоряжении не было ничего, кроме урана, лишь те существа, которые
сумели им воспользоваться, получили шансы на развитие. Из-за такой тяжелой
пищи наши тела излишне массивны, но все же мы существуем. Правда, самое
грустное то, что в зрелом возрасте мы обречены на одиночество.
- Почему? - удивился я.
- То есть как "почему"? Ведь достаточно нам соединиться, как
содержащийся в наших телах уран превысит критическую массу! Последствия
вам хорошо известны... Поэтому, если юные обитатели нашей планеты и могут
играть группами даже по нескольку особей, то взрослые, по мере того, как
количество урана в них увеличивается, вынуждены становиться отшельниками!
Мой собеседник пригорюнился и замолчал. Лишь немного погодя он
заговорил снова:
- Я уже очень стар... Давно не общался на таком близком расстоянии с
разумным живым существом! Так что ты уж прости, пришелец, и пойми меня:
чувствуя, что в тебе нет распадающихся элементов, я не мог отказать себе в
удовольствии обнять тебя! Наше трагическое одиночество обычно длится
долго. Семьи, создаваемые в весьма юном возрасте, дают потомство и
чрезвычайно скоро распадаются, так как сумма масс урана в семье быстро
достигает подкритической величины. Только немногие очень любящие друг
друга супруги остаются вместе до взрыва... Дети быстро покидают родителей,
чтобы не вызвать преждевременной реакции... Лакомки и гурманы уже в юном
возрасте кончают жизнь трагически...
- У нас обжоры тоже живут меньше, - сказал я, чтобы хоть немного
утешить его.
- Ну что за жизнь! - вздохнул он. - К старости мы становимся невероятно
критическими, и нам все время приходится следить за тем, чтобы не
взорваться от какой-либо мелочи. Соответствующая диета и так далее...
Впрочем, и это не очень-то помогает, ведь надо же питаться хоть чем-то,
так что рано или поздно... Вчера я сделал количественный анализ
собственной персоны. Уже больше 90% урана! Еще немного, и я взорвусь!
- Неужто же никак нельзя удалить из организма излишек урана?
- Увы, нельзя. Из него сделаны немаловажные части нашего тела.
- А не можете ли вы отказаться от некоторых из них?
- Но от чего же? Жаль буквально всего. Не известно, что может в жизни
пригодиться. Кроме того, надо прилично выглядеть даже в старости, - и он
пошевелил конечностями. - Меня всегда считали элегантным... А вчера,
правда, издалека, я приметил одну девицу - ничего себе девица,
молоденькая, думаю, не больше 20%... Если б во мне было меньше
восьмидесяти, как знать, может, я рискнул бы и подошел... Ну, я тебе уже
наверняка порядком надоел своими россказнями. Пойду. Благодарю за
гостеприимство.
Мы сердечно распрощались, и он направился к выходу. Я заметил, что,
проходя через силовую, он стащил еще два урановых стержня, но прикинулся,
будто не вижу этого - бог с ним, коль это пришлось ему по вкусу... У меня
было несколько запасных...
Он ушел, на прощанье помахав мне конечностями, а когда удалился
настолько, что его уже нельзя было различить невооруженным глазом, вытащил
мои стержни и принялся их уплетать. Я наблюдал за ним в бинокль до тех
пор, пока меня не ослепила яркая вспышка. Когда я опять обрел способность
видеть, над горизонтом плыло лишь небольшое облачко.
С тех пор я убеждаю каждого, что обжорство - большой порок, - закончил
мой друг Катапулос, накладывая себе на тарелку очередную, четвертую порцию
жаркого.